Если бы отец узнал, чем занимается Артур и, главное, что он получает от этого удовольствие, он бы отрекся от сына во второй раз. Не то, чтобы это могло бы еще больше испортить жизнь Артуру.
Впрочем, на самом деле, сейчас жизнь Артура вовсе не была так уж плоха и это было удивительно. Было странно, что после того, как он оказался на улице без средств и места, где мог бы жить, после того, как ночевал в подворотне и мог заработать только на том, что пробивался к магазинам и помогал разгружать машины с товарами, он сейчас в самом деле жил в маленькой съемной комнате и делал работу, которая делала его до глупого счастливой. Которой он всегда хотел заниматься.

Его отец никогда не уделял Артуру большого внимания, но всегда говорил, что после университета, он будет работать в его компании. Говорил, что Артур начнет с низов и еще должен будет доказать, что достоин места нат вершине, но никогда не давал Артуру забыть, что выбора у него не будет. Артур видел, как работал отец и понимал, что тот будет ждать от него такого же, что Артуру придется проводить все свои дни в офисе, приходя только к самой ночи и такой, должно быть, и будет его жизнь. И даже от мысли об этом он становился несчастным.
Быть может, он мог бы попробовать найти какую-нибудь должность в фирме отца, которая нравилась бы ему чуть больше, хотя вряд ли отец пошел бы на это. Но правда была в том, что если бы у Артура был бы выбор, он не хотел бы работать в офисе.
Артуру нравились вещи, которые отец нашел бы постыдными и позорными: он украдкой готовил, стирал и гладил свои вещи сам, убирался дома, сортируя все вещи и записи. Ему нравилось делать что-то такое до глупого домашнее и всегда хотелось заботиться о ком-то еще. Иногда, когда Артуру было за себя особенно стыдно и внутренний конфликт вырывался наружу, он считал, что у него какие-то рабское замашки, что ему нравится служить и подчиняться, что он ведет себя, как какой-то слуга, какой-то... омега. В их семье "омега" всегда было оскорбительным термином. В том, что Артур будет альфой, Утер не позволял себе сомневаться и не допускал этих сомнений в Артуре. И на фоне этого его извращенное желание заботиться, готовить и убраться было особенно извращенные.
А потом пришло время и хотя все это было катастрофой, Артур выдохнул, что он хотя бы не альфа-извращенец. Он абсолютно банальная, клешированная омега, именно такая, какой их и принять представлять с тем исключение, что как для омеги он был настоящим уродом. У него были слишком широкие плечи, подбородок, слишком сильные руки, он, быть может, не смог бы противостоять альфе в драке, а может быть и смог, но он точно и рядом не стоял рядом с хорошенький, красивыми и хрупкими омегами, такими, какими они и должны были. Так что, в целом, Артур в любом случае был уродом, просто по-другому.

Отец выгнал его сразу же. Артур не ожидал этого и, конечно же, был в абсолютном ужасе, оставшись вдруг в пятнадцать лет без крыши над головой, без средств к существованию и, заодно, образования, но в то же время он испытал укол облегчения, что той , даже разговоры о которой делали его несчастным, никогда у него не будет.

И все же, он был бездомным, несовершеннолетним и понятия не имел, как ему быть.
Какое-то время Артур в самом деле жил на улице, работал черти где и чувствовал себя абсолютно ужасно. А потом в его жизнь ворвался Гавейн, словно фея-крестная, только бородатый и намного более обаятельный. У Гавейна была какая-то бандитская внешность, хотя в чем-то он был очень добрый и благородный и все же он не выглядел человеком, который занимается благотворительностью. Тем не менее, он помог Артуру устроиться в этой его маленькой комнатке и помог найти работу.
И вот за работу Артур был благодарен Гавейна чуть ли не больше, чем за крышу над головой.

Он был домоработником и, да, его отца, должно быть, вывернуло бы от отвращения. Вот только Артур был счастливее, чем только мог себе представить.
Гавейн устроил его в тот дом, но не говорил толком, на кого он работает,  обобщая просто до "хорошего человека", Н странно улыбался при этом. Артур решил, что у Гавейна, должно быть, свое понятие хороших людей, но Артуру в целом было наплевать. Тем более, что тот человек хотел уединения и чтобы все дела были сделаны в его отсутствие, а Артур меньше всего хотел выполнять омежью работу демонстрируя при этом, каким уродом он был. Все были в выгоде.
Впрочем, Артур был уверен, что он выигрывает намного больше и дело было даже не в том, что ему очень даже прилично платили, так, что он мог бы даже найти квартиру получше, но слишком боялся что-то менять.
К тому же, он много времени проводил в доме мистера Эмриса, его работодателя.

Тот, видимо, много времени проводил на работе или еще в каких-то делах, Артуру отдельно сообщали, когда дом свободен и если следует прийти. А учитывая, что это был большой, дорогой дом, уборка занимала целый день.

Впрочем, у мистера Эмриса было отличное оборудование, хороший пылесос, стиральная и сушильная малины, посудомойка и куча всего другого. Артур разве что купил новый утюг, когда получил первые деньги, но когда он оставил записку с извинениями за самоуправство, в следующий раз он нашел на том же месте деньги, видимо, с компенсацией и коротким ответом состоящим из "ничего" и "спасибо". А когда Артур впервые приготовил еду (сначала это не входило в его обязанности), мистер Эмрис стал оставлять деньги с запиской, что это на продукты и такси. Артур никак не мог знать, понравилась тому еда или нет, но раз он включил это в круг обязанностей Артура, он решил, что все хорошо.
И хотя он не видел мистера Эмриса и даже не общался с ним толком, ему очень нравилось думать, что по-своему он заботится о том. И тот в самом деле казался Артуру хорошим. Тем более, весь дом был пропитан его запахом и этот запах наполнял Артура теплом и уютом, он казался таким идеальным, таким правильным и Артуру нравилось им дышать. На самом деле, ему нравится запах мистера Эмриса так сильно, что каждый раз он забирал одну из его рубашек из стирки и ходил в ней так долго, как только мог, пока не приходило время стирки.

В итоге рабочий день Артура начинался с того, что он приходил в дом мистера Эмриса, проводил ревизию в его холодильнике и ехал за продуктами. Именно когда он возвращался, он мог, наконец-то, - и Артур ждал этого момента с нетерпением, - пойти к картине с грязной одеждой и выбрать одну из рубашек мистера Эмриса. И только когда после этого он приступал к уборке.
Он каждый день одевал рубашку поверх своей футболке, хотя с каждым днем одеть ее на голое тело было все бол шим и большим искушением. Артур, впрочем, держался - слишком боялся, что собственный запах въестся в ткань слишком сильно и никакая стирка ему не поможет. Не готовил в одежде мистера Эмриса он по той же причине, боясь испачкать его одежду чем-то, что не отстирается. Но все остальное время было к его услугам и он пользовался этим на полную. Протирал пыль, пылесосил, мыл полы, перестала кровать, убирался в комнатах - все это он делал, плотно закутавшись в рубашку мистера Эмриса и его запаха.
И все это время Артур боялся даже подумать, какого болезненного пинка он получил бы, если бы мистер Эмрис это узнал. Но они никогда не пересекались и, да, Артура все устраивало. Это был лучший вариант. Он хотел бы знать, как выглядит мистер Эмрис, - тот даже фотографий свих на столе не держал, - но на самом деле, если в обмен и тот никогда не видел, каким некрасвым и неказиста омегой был Артур, его все устраивало.

...а потом, в один, совершенно не счастливый день, Артур облажался.

Они уже закончил с покупками, составил список того, что собирается готовить, протер пыль и даже про пылесосил, прежде, чем взяться за швабру.

Артур успел закончить с несколькими комнатами и теперь на коленях ползал по гостиной, засовывая тряпку под шкафы, диваны и все прочие труднодоступные места и, быть может, именно из-за того, что он с головой залез под кресло, он и не услышал шагов. А быть может, дело было в том, что мистер Эмрис очень тихо ходил... Какая, в общем-то, разница? Когда Артур, пять, на коленях выпал из-под кресла и сел на пятки, переводя дыхание и стирая запястьем, - он специально заказывал рукава рубашки, чтобы случайно не задеть ими, - пот со лба, поднял глаза, да так и замер, как дурак.

Перед ним, в проеме двери, стоял мистер Эмрис. Артур как-то сразу понял, что это именно он. По тому, как уверенно здесь он выглядит или по тому, как держался. Или, быть может, потому что этот прекрасный запах в самом деле очень подходил этому мужчине. Или потому, что Артур всегда так и думал, что мистер Эмрис будет очень-очень красивым.
И именно в этот момент Артур вспомнил, как отвратительно выглядит он там и только сейчас за хлопнув рот поспешил опустить глаза. А опустив, увидел на себе подол чужой рубашки и пришел в настоящий ужас. Ужас, который заставил Артура сначала схватиться за голову, затем в ужасе закрыть рот рукой, а затем, бросив быстрый взгляд на мистера Эмриса, потянуться к рубашке, собираясь сбросить ее с плеч, но только лишь сделав одно движение, Артур остановился, замерев, точно вкопанный. Что он делает? Мистер Эмрис уже все видел, если Артур сейчас начнет раздеваться, это никак не поможет его ситуации. Его так и так вышвырнут и ему только нужно будет убедить мистера Эмриса, что Гавейн ничего не знал.
Артур был в заднице и никак не мог спасти ситуацию.

Он длинно выдохнул, весь сдувшись, побеждено опустил плечи, уронив руки и глядя в пол, наконец, заговорил:

- Простите. Я... простите.

Он хотел было попросить разрешения хотя бы закончить с уборкой, но потом признал, что вряд ли мистер Эмрис хочет видеть такого извращенца в своем доме еще хотя бы одну лишнюю минуту, так что только прикусил губу.
Будет просто чудо, если Артур сможет убедить его, что ничего у него не украл.

Артур не знал, чего ему и ждать, но какие бы варианты он не предполагал, это никак не могло быть чем-то хорошим или ладе просто спокойным. И тем не менее мистер Эмрис говорил с ним очень спокойно, почему-то даже просил прощения и Артур растерянно поднял на него глаза. Тот точно не должен был извиняться, он не должен был предупреждать Артура и он в любой момент мог выгнать Артура отсюда, если хотел вернуться домой раньше времени. Артур работал на него, убирался для него и даже если ему нравилось называть это "заботой" на самом деле он прекрасно отдавал себе отчет, что для мистера Эмриса он наемный рабочий, который просто должен делать свою работу и стараться для его удобства. Артур был совсем не против, он все это время очень хотел стараться для мистера Эмриса, но извиняться тому точно было не за что.

И все-таки Артур зря поднял на него глаза. Стоило только поймать его взгляд, как Артур замер, совершенно пораженный. Он был в самом деле невероятно красивый, но то, как он медленно расстегивал манжеты, как не сводил с Артура взгляда, все это заставляло его замирать на месте, стараясь сдержать дрожь и чуть ли не скулить. Это было странно и глупо, Артур никогда не чувствовал себя так, хотя слышал, что омеги могут странно реагировать на альф, но он... не он... он никогда раньше и уж тем более зная, какой он неудачный омега, совсем не такой, какими они могут быть. И уж точно он не стоил и второго взгляда такого великолепного альфы, как мистер Эмрис, но мистер Эмрис смотрел и Артур смущался, боялся и наслаждался одновременно этого взгляда, стараясь сдержать дыхание или дышать очень осторожно.

- Вы не должны благодарить, - неловко пробормотал Артур, все еще не в силах отвести взгляда от мистера Эмриса. Но затем, запоздало опомнившись, дернулся и поспешно потянулся к рубашке, наконец опуская взгляд. - Нет-нет, у меня есть одежда, простите меня. - Забормотал Артур, поспешно расстегивая от чего-то вдруг дрожащими пальцами пуговицы. Получалось у него не слишком хорошо, чересчур медленно, но спарившись с тремя пуговицами он распахнул и оттянул в сторону края рубашки он снова поднял глаза на мистера Эмриса, демонстрируя футболку под ним. - Вот, видите? У меня есть одежда. Я не одевал ее на голое тело. Никогда не одевал, я вам клянусь и всегда стирал. И эту я тоже постираю, если вы еще разрешите мне у вас убираться. Я больше никогда не буду брать ваши вещи, я обещаю и я не брал ничего, кроме ваших грязных рубашек! - Артур понял, как плохо это звучит сразу же, как договорил. Снова замер с тем же ужасом, что и в первый раз, пораженно открыв рот, а затем, отпустив один край рубашки поспешно захлопнул рот ладонью, все еще не сводя с мистера Эмриса испуганный взгляд и чувствуя, как щеки просто полыхают жаром. Артур такой идиот, такой законченный идиот, мистер Эмрис совершенно точно выставит его из дома прямо сейчас.

Если бы Артур уже не захлопнул рот, он бы заткнулся сейчас, пристыженно опустив глаза. Мистер Эмрис был прав. Он не просил от Артура пустых извинений, а он заладил, как дурак, должно быть, совершенно жалкий в глазах этого альфа. Страшный, беспардонный и жалкий, ему стоило бы самому уйти из этого дома, с этой работы, но от одной только мысли о том, чтобы не делать больше ничего для мистера Эмриса, не заботиться о нем пусть даже вот так, через его дом, не чувствовать никогда больше его запаха, приводила в ужас

Он сделал шаг ближе и хотя Артуру было стыдно смотреть на него  после того, как лепетал, он все равно вскинул глаза, надеясь полюбоваться мистером Эмрисом еще хотя бы немножечко. Артур в самом деле уже не сомневался, что мистер Эмрис не захочет больше его видеть в своем доме, не после того, как он так жалко здесь лепетал, но теперь, когда Артур наконец увидел его, он хотел его получше разглядеть и запомнить. Налюбоваться так долго, как только успеет.

- Простите... - даже не вслух, скорее одними только губами шепнул Артур, когда мистер Эмрис оказался совсем перед ним, обвиняя в том, что на вопросы ему Артур так и не отвечал. И он, конечно же, был прав, но у Артура не поворачивался язык ответить, что это был самый лучший, самый прекрасный, самый надежный запах, который он когда-либо только чувствовал, в нем было уютно и он делал Артура счастливым и он хотел дышать им так долго, как только мог.

Как бы он мог произнести все это вслух? А просто "да, нравится", казалось настолько жалким и нелепым, что звучало хуже лжи.

Мистер Эмрис склонился ближе к нему и Артур замер под его прикосновением, глядя на него во все глаза, разглядывая его лицо так близко и все же позволяя себе делать все более и более глубокие вдохи, наполняясь его запахом, более чистым и ярким, более насыщенным, чем Артур когда-либо только ощущал.
Но это не шло ни в какое сравнение с тем, когда мистер Эмрис, совершенно неожиданно, вдруг подхватил его на руки. Артур пораженно охнул, машинально потянувшись, обхватывая его за шею, только бы удержаться и напряженно замер в его руках, боясь даже пошевелиться и в ужасе от того, что так близко от мистера Эмриса никак не может укрыться от его взгляда. Зачем он вообще это делает? Почему? Хочет выкинуть его из дома своими руками, чтоб наверняка?
Впрочем, судя по тому, что он говорил, у мистера Эмриса были другие планы.
Вот только Артуру в это был сложно поверить.

- Что? О чем вы? - пораженно выдохнул он, замирая в его руках и только крепче за него хватаясь, боясь сделать неосторожное движение и даже не решаясь на глубокие вдохи, дыша мелкими, нервными глотками. - Нет, конечно же нет, меня никто не ждет, не то, чтобы у меня вообще был дом. - Неловко пробормотал он, не в силах осмыслить объем того, что говорил ему мистер Эмрис, а потому начал с чего-то более простого. - Я боялся оставить на вашей одежде свой запах. Я знаю, что я выгляжу не очень-то похожим на омегу и я не чувствую свой запах, но я уверен, что он тоже должен не нравиться альфам и я не хотел оставлять его на ваших рубашках. Я же провожу здесь целый день, когда работаю, иногда я делаю что-то, от чего, ну, сильнее пахну, когда мою полы или еще что и я не хотел, чтобы что-то осталось и вы чувствовали... - И нет, Артур старался говорить о чем угодно другом, но на самом деле слова мистера Эмриса не шли у него из головы и он не мог не спросить. Он только осторожно скользнул руками по его шее, не решаясь больше обнимать его так крепко, сжал пальцы на его плечах и нервно облизнув губы, рискнув взглянуть ему в лицо неуверенно спросил: - Что значит "забираете"? Зачем я вам? Я буду счастлив убираться дальше, если вы мне разрешите. И готовить для вас и... что угодно. У меня правда никого нет, я снимаю комнату, мне никто не запретит работать у вас, если вы это имели в виду.

Хотя "просить руки" зазвучало не совсем похоже, даже если "разбираться" идеально подходило. Но может Артур ослышался или что-то не так понял? Он так перенервничал, он вполне мог.

Что ж, на этот раз мистер Эмрис сказал намного меньше и воспринять это как-то превратно было туже просто невозможно. Артур еще отходил от восхищенной, мелкой дрожи, после того как мистер Эмрис зарылся носом в его волосы и так откровенно, глубоко вздохнул его запах. На самом деле, как только он прижался носом к его макушке, Артур замер в ожидании, одновременно испуганный и нетерпеливый. То есть это было пугающее, леденящее нетерпение, он никогда не знал, как бы Альфы относились к его запаху, мог только предполагать, но он ожидал, что вот так, дышать им, должно быть неприятно. Что хорошо и сладко пахнут изящные, стройные и нежные омеги, а такие, как Артур, у которых и в свои-то годы уже разлетелись плечи и широкой, твердой линией обрисовался подбородок, пахнут как-нибудь резко и неприятно, как нафталин или что-то такое. Он в самом деле ожидал, что сейчас альфа отпрянет, скривившись, быть может, даже выпустит его из рук, а потому машинально крепче сжал его плечи. Но мистер Эмрис не выпустил его, не отпрянул и от чего-то убеждал Артур, что ему все нравится. И не отдавая себе в этом отчете Артур выдохнул с облегчением, весь расслабившись и обмякнув в руках альфы, куда бы они на самом деле не шли.

Это, впрочем, выяснилось довольно скоро.

Артуру стоило бы больше внимания уделять тому, куда они идут или что мистер Эмрис хочет с ним сделать, но хотя Артуру никто не мешал смотреть по сторонам, все, куда он мог смотреть, так это на альфу, то и дело растерянно отводя глаза на свои руки на его плечах тут же засматриваясь на его грудь, плечи или шею. К ней хотелось прижаться носом, хотелось вдохнуть такой полный и насыщенный запах Альфы, запах, от которого Артур всегда был без ума.

А потом мистер Эмрис продолжил говорить, одновременно с этим опуская Артура, наконец, на кровать, - спальня! Он принес его в спальню! - и у него, Артура, перехватило дыхание и все мысли из головы вылетели. Он не шутил? Он говорил этот всерьез?! Зачем бы такому потрясающему альфе, как мистер Эмрис, понадобился такой омега, как Артур?
Но какие бы мысли у него не были на самом деле, стоило ему только назвать Артура своим омегой, как мыслить здраво он больше не мог и не хотел. Он заботился о доме и еде мистера Эмриса, он представлял, что заботится о нем, он надевал его рубашки, чтобы закутаться в самый замечательный запах, в запах альфы, который никогда бы не мог принадлежать ему, а теперь мистер Эмрис принес его в кровать, навис сверху, так уверенно не спрашивал даже, говорил, что забирает Артура себе, как своего омега и Артур ни на одно проклятое мгновение не хотел от этого отказываться. Даже если это был только сон.
Тем более, если это был сон.

Артур не успел ответить, но он и не хотел. Он только выдохнул, словно бы все это время не дышал и с этим облегченный выдохом не сдержал тонкого, благодатного стона. Он хоте принадлежать этому альфе. Он хотел кутаться в его запах, носить его метку, принадлежать ему.
Даже если бы мистер Эмрис не дошел бы до метки, Артур был готов даже на время притвориться, что он полностью принадлежит этому альфе и что этот альфа - его. Так что он с новым стоном подался вперед, неумело встречая поцелуй, неловко открывая губы на встречу и надеясь, что его откровенное неумение не отпугнет и не разочарует альфу. Но если бы это вдруг могло произойти, он снова потянулся, все-таки еще помня об осторожности и не позволяя себе совсем уж много, но все же хватая мистера Эмоиса за плечи и надеясь прижать его чуть ближе к себе или скорее подаваясь всем телом ближе к нему.

Артур был такой послушный сейчас под мистером Эмрисом, под альфой, под тем, кому и сам теперь так сильно хотел принадлежать. Он знал, что он плохо целуется, он знал, что у него нет никакого опыта, он знал, что омеги должны быть более умелыми, должны быть более соблазнительными, должны уметь куда как больше, но хотя он совсем не хотел разочаровывать мистера Эмриса так быстро, было что-то успокаивающее в том, чтобы тот сразу знал, Я-то из себя представляет Артур. Какой он неумелый омега, какой пока не впечатляющий любовник, но каким внимательным и послушным он может быть, как он хочет учится. И Артур хотел, принимал поцелуи и старался целовать в ответ, осторожно решался прихватывать губы губами и тянуться языком навстречу. Принимал все-все-все, что мистер Эмрис хотел с ним сделать и был готов абсолютно на все, если этот альфа хотел с ним хоть чего-то.

Артур послушно приподнялся, повелся плечами, выпутываясь из рубашки, которую, кажется, теперь будет любить больше прочих, если его только в самом оставят в этом доме, как омега или как уборщика, не важно. Так же послушно он поднял руки, помогая стянуть футболку. И с абсолютной покорной готовностью упал на покрывало перед мистером Эмрисом, вытянувшись под ним полуголый, чувствуя себя беззащитным и тяжело дыша полной грудью, наполняясь запахом и ощущая, как мурашки бегут от холода по обнаженной коже. Или не от холода, а от того взгляда, которым альфа окинул его сверху вниз. Артур прикусил губу, сдерживая тихий стон и не справляюсь с этим и выгнувшись на матрасе решился протянуть к нему руку.
Но мистер Эмрис и сам уже подался вперед, целуя на этот раз уже совсем иначе.

И всего точно бы в один момент стало невероятно много. Запах мистера Эмриса был повсюду, его руки везде на теле Артура и его губы словно бы забирали воздух сразу из легких, словно забирали сапу жизнь, словно выискали искры внутри Артура. И это было просто потрясающий, хотя он уже не успевал отвечать на поцелуи. Теперь он, почти не замечая этого, стонал в голос, то и дело вышептывая сбивчивые "альфа, альфа, мой альфа", не способный сейчас в дымке возбуждения ни на " мистер Эмрис", ни даже "сэр". Он извивался под ним и выгибаясь на кровати, прижимаясь ближе, он хватал мистера Эмриса за плечи и прижимался к нему, он не находил уже сил отвечать на такие яростные и страстные поцелуи, только открывая рот, все принимая и выстанывая ему в рот.

Он весь горел, весь желал и казалось, что он может просто умереть, если мистер Эмрис не разденет его до конца, если не коснется его везде, если не заберет его себе, если не возьмет его и не присвоит. Артур не помнил, чтобы когда-либо прежде был так возбужден и сейчас было даже не стыдно за то, как скользко и мокро было под задницей, в штанах.

- Пожалуйста, сэр, - с трудом собрав остатки сознания, вспомнив, как надо просить, буквально проскулил Артур,  выгибая шею, подставляясь под губы мистера Эмриса, выгибаясь под ним и широко раздвигая ноги, подставляясь, умоляя.