Артур недооценил Эмриса и недооценил он его в лучшем или в худшем смысле, решить он еще не успел. Но так или иначе, проявил ли Эмрис силу или глупость, Артур поплатился за это так же, как всегда ему приходилось платить за каждое неправильное решение в его жизни.
Ситуация осложнялась тем, что это была не первая ошибка, которую он совершил сегодня и это бы разъедало его чувством стыда за себя, если бы вся ситуация не обрисовывалась во все более и более негативных цветах.

Итак, началось все с самого утра, когда все его планы пошли наперекос только потому, что он просчитался в запасе своего лекарства и вместо полной почки с таблетками оказалось, что у него не было ни одной. Это было хорошее лекарство, напрочь отбывающий любой запах, заглушая чужие, делающее из Артура кого угодно, кроме позорного омеги и только благодаря им он мог быть тем, кто он есть, держа свою часть Лондона в железном кулаке, но минус этих лекарств был в том, что за шесть часов они израсходовали себя, а затем стремительно и полностью сходят на нет. Вчера вечером Артур задержался с работой и слишком поздно лег, на утро у него было достаточно встреч и только потому, что он не спал и шести часов после последнего приема лекарства, он позволил себе мысль, что сможет сам заехать к Гаюсу за лекарствами, это было как раз по пути на первую встречу. Это была экономия времени, это было вполне логично и хотя Артур все равно чувствовал беспокойство, зная, что его время на исходе, он предпочитал считать, что это ненадолго. Но для большего спокойствия с ним не было никого из его людей, кроме Леона за рулем. Леона бы Артур бы доверил в чем угодно, он мог бы даже доверить ему правду, но... не собирался этого делать.
И вот тогда-то, когда все и без того было не слишком хорошо, а Артур буквально чувствовал, как шесть часов прошли и эффект лекарства начал отступать, вызывая пока еще только тошноту, их подрезала машина. Леон успел ударить по тормозам, выскочил вперед и хотя Артур двинулся следом, уже потянувшись за пистолетом, в его состоянии он был слишком медлительный. Чего нельзя было сказать о людях Эмриса, - самых приближенных, как помнил Артур, - которые проворачивали все достаточно быстро. Леона быстро скрутили, но не успел Артур испугаться за того, как ему в лицо ткнулась пропитанная хлороформом тряпка и он безвольно обвис в чужих руках. Артур вскинул пистолет на того, кто держал Леона, удивительно большого парн, чье имя Артур забыл, но кого, определенно, уже видел, но два ствола с разных сторон уже смотрели на него.

- Не думаю, что у вас есть приказ меня убивать, - хмыкнул Артур со всем возможным самообладания, когда от следующей волны входящего на нет лекарства по его телу прошла слабость.

- Нет, но и никто не говорил, что тебе нельзя потрепать перья, когда ты окажешь сопротивления. - Широко улыбнулся патлатый, небрежно пожав плечами и Артур бросил на него раздраженный взгляд.

И все же их было больше. Он мог нанять одного, но вряд ли остальные двое терпеливо дождались бы своей очереди.
Не похоже было, что у него был выбор. Он оглядел тех еще раз, а затем, выдохнул, расправив плечи и убрав пистолет в кобуру.
Не похоже было, что он успеет на встречу и то не было как уж критично.
Критичными были слабость и тошнота и то, что он не получил новую дозу своего лекарства, когда время у него явно закончилось. Мысль о том, что Эмрис, из всех людей, узнает его самый большой секрет, убивала, но Артур собирался решать проблемы по мере их поступления.

Ему надели наручники, связав руки за спиной и Артур занял место на заднем сиденье, когда все тот же патлатый все с такой же идиотской улыбкой гостеприимно раскрыл перед ним дверь. Он ожидал, что Эмрис будет ждать его внутри, но, кажется, его собирались отвезти на место.

И эта была вторая ошибка сегодняшнего дня - он недооценил Эмриса. Артур не думал, что тот в самом деле решит развязывать настоящую войну между кланами. Конечно, они то и дело интересовались одной и той же территорией или имели претензии к одним и тем же людям. Так, например, Эмоис пристрелил Ценреда, когда у Артура было к этому ублюдку достаточно претензий или так Артур избавился от Эридиана (встретиться с людьми Эмриса на выходе и самим Мерлином, невероятно раздраженным, было достаточно забавно). То один, то другой клан получал нужные им территории и иногда они с Эмрисом встречались на каких-то мероприятиях. Эмрис был... ну, Артур не мог не признать, что он был великолепен. Он был красив, остроумен, силен и опасен и что-то было в его взгляде, что всегда, даже вопреки таблеткам, заставляла у Артура мурашки бежать по спине. Иногда он даже искал этих встреч, но чаще он был достаточно разумен, чтобы держаться подальше. Всю свою жизнь он скрывал свой секрет, чтобы оставаться во главе, он многим жертвовал, он никогда никого не подпускал к себе, ни с кем не оставался наедине в интимном смысле, если это не казалось дел клана и он не собирался даже просто подвергать риску всю свою жизнь просто потому… что в Мерлине Эмрисе что-то было. Тем более, он был главы конкурирующего клана, им было что делить, они были на разных сторонах, а сейчас, кажется, и вовсе на пороге войны, так что все очарование и особенность Эмриса точно не имели больше смысла.

В резиденции Эмриса Артур не был еще ни разу и в иной ситуации ему было бы интересно осмотреться, но не сейчас. Он чувствовал, как у него выходит время. По спине бежал озноб и он постепенно начинал чувствовать запахи, которых не чувствовал никогда. Альфы, которые вели его, начинали приобретать какие-то оттенки, но запах, который в целом стоял в доме становился все большей и сложной какофонией, среди которой выступало что-то особенное, замечательное, приятное… и Артур запретил себе принюхиваться. Таблетки еще не окончательно перестали действовать, но эффект все больше и больше ослабевал.

Его завели в пустую гостиную, усадили на диван все так же, не развязывая рук и оставили ждать.
Прекрасно, видимо, время у него еще было.

Стоило ему убедиться, что за дверью тихо, он повертел руками, вытащив спрятанную в манжет рубашки отмычку и осторожно перебирая ту в пальцах нашарил замок, собираясь первым делом избавиться от наручников. Ему в самом деле пришлось немного повозиться, но когда наручники, наконец, открылись, Артур не стал медлить. Запахи все больше накрывали его, сбивали с толку, тошнота не проходила и помимо того, что Артур не мог допустить, чтобы Эмрис раскрыл его секрет, он боялся подумать, что будет с ним самим, когда впервые за всю его жизнь его сдерживаемая природа получит свободу. Ему срочно было нужно лекарство.

Быстро поднявшись на ноги он осмотрел комнату, стены, убедился, что никаких дверей здесь не было и подошел к окну. Второй этаж, не слишком высоко, он должен спрыгнуть. Вот только когда он взялся за ручку двери, она не поддалась. Он бы разобрался в чем тут дело или попробовал в крайнем случае выбить окно, но именно в этот момент дверь за ним открылась, в комнату просочился тот самый удивительный, приятный запах и Артур замер, точно зная - Эмрис.
Он постарался перевести дыхание, нервно облизнул губы и пытаясь дышать ртом, расправил плечи, оборачиваясь.

- Ума не приложу, зачем тебе была нужна война, - со всей возможной небрежностью бросил Артур, стараясь не обращать внимание ни на то, как нервно стучит у виска пульс, ни как хорошо пах и невероятно выглядел Эмрис.

Артур уже не верил, что он успеет выбраться из всего этого прежде, чем выдаст себя. Ему нужно было решить, что с этим теперь делать.

У Артура не должна была дрожь бежать по спине от Эмриса. От его голоса, от его взгляда, от его слов. Его ни в коем случае и ни за что не должна была трогать мысль, чтобы быть в его власти. Или, точнее, трогать иначе, чем гнев и злость, чем оскорбленное достоинство и требование доказать свою силу, все то, над чем он работал годами и годами и что не мог позволить у себя забрать.
Вот только правда была в том, что когда Мерлин Эмрис так звучал и так смотрел, когда он такое говорил, когда прикасался к Арутру, оставляя на нем свой запах, а чертовы, проклятые, ненавистные таблетки стремительно прекращали действовать, Артур не мог оставаться равнодушным. У него мурашки бежали по спине и слабели ноги. Он годами жил как альфа, строил из себя альфу, вел дела, как альфа, но на самом деле он был не им, хуже, он был омегой и сейчас, глядя в потемневшие глаза Эмриса, окутанный его запахом, чувствуя его прикосновение к свей шее Арутр чувствовал себя омегой больше, чем когда-либо прежде.

Не было никаких шансов, чтобы он выпутался из всей этой ситуации без потерь.
...и как же невероятно, потрясающе, восхитительно красив был Мерлин, чертов, Эмрис.

Артур сделал полшага назад, упираясь в подоконник. Слабость, которую он не должен был себе позволять перед врагом, - а похищение сложно было расценивать дружеским жестом, как бы там ни было, - но это была слабость, от которой он не мог удержаться, как омега перед альфой.
Как омега, которого он никогда себе не позволял, перед альфой, которого он не мог не желать. Он хотел бы податься вперед, он хотел бы откинуть голову, выставляя шею в жесте полном уязвимости и подчинения, он хотел получить больше этого великолепного запаха и больше этого шикарного альфы, Эмриса, но ничего из этого он не должен был себе позволять. Так что, если так посудить, шаг назад был меньшей слабостью из всего, что он мог себе позволить. Он хотя бы пытался еще выглядеть уверенным, хотя бы не опускал плеч, хотя бы не отводил взгляда.
Даже если на самом деле с каждым мгновением чувствовал в себе все больше омежьего и это подступало и накрывало слишком стремительно, тем более, что Артур никогда не чувствовал этого, никогда себе не позволял и не знал, как с этим обращаться и как справиться.

Должно быть, это именно эта омега должна была открыть рот и ляпнуть то, что она ляпнула, чтобы такой красивый, сильный и властный альфа не подумал на его счет что-то неправильно.
Артур начал ненавидеть себя в тот же момент, как открыл рот.

- У меня никого нет, - зачем-то заявил он, упрямо глядя на Эмриса. Словно бы не было самым идеальным решением зацепиться за его ошибку и попробовать выдать омежий запах за его пару. Правда, эта ложь вряд ли продержалась бы долго, учитывая, как Эмрис смотрел на него.. Этот взгляд выбивал почву из-под ног, оставлял Арутра растерянным и заставлял делать глупые ошибки, которые он никогда себе не позволял. - Я понятия не имею, откуда этот запах. - Соврал он, надеясь, что все еще выглядит уверенно и Эмрис не раскусит его сразу же.

Он поднял ладонь, укрывая шею в том месте, где его мгновение назад касался Эмрис, прячась от прикосновений, от его запаха, что было невероятно сложно, когда он больше всего хотел подставиться по него.

- Чего ты хочешь, Эмрис? - изо всех сил стараясь не потерять лица, стараясь звучать уверенно, но чувствуя, как дрогнул голос от близости и запаха Эмриса, потребовал Артур. - Если ты не хочешь войны, то нам нечего делить. Если ты хочешь меня убить, то войны все равно не избежать, мои люди выйдут на тебя.  Если у тебя были ко мне дела, то ты мог встретиться с тобой по-другому. А если у тебя есть какой-то интерес, - продолжил Артур с нажимом, глядя ему глаза в глаза, буквально всеми силами заставляя себя не сдаться, не уступить, не потерять контроль, стараясь дышать ртом, не делая ни одного вдоха через нос, спасаясь от запаха альфы, но только крепче прижимая ладонь к шее, чувствуя, что ему нельзя сейчас открываться, - то иди и найди себе омегу по себе. Я не заинтересован в альфах. - И на последнем предложении голос его все-таки дрогнул, но Артур упрямо сжал зубы, притворяясь, что не заметил этого. Своя правда в его словах была, он не был заинтересован в альфах, он бегал от них, - от всех, - всю свою жизнь, но Эмрис был совсем другим делом.

Эмрис не позволил ему сбежать, сделал шаг вперед, зажимая Артура между подоконником и своим телом и опять потянулся к нему. Черт бы побрал этого Мерлина, никто не учил его не лапать других альф? Артуру следовало бы ударить его и, быть может быть, если бы его так не трясло из-за нехватки таблеток, он бы так и сделал.
В конце концов, какие еще у него были варианты? Мерлин всегда был красивым, сильным, раздражающим и великолепным, даже если Артур запрещал себе об этом думать, правда была в том, что он хотел Эмриса. Правда была в том, что он хотел бы сделать, наконец, исключение в своем вечном целибате, позволить брешь в своей броне и чтобы это было ради Мерлина Эмриса, но разве он мог это допустить? Если бы Артур был на таблетках, он смог бы вырваться и уйти, чтобы не позволить себе слабости, которая могла ему стоить слишком много.
Без таблеток он был слишком слаб. Его била все более и более крупная дрожь, сейчас, когда альфа буквально окружал его собой, своим запахом и своими прикосновениями. Он словно бы помечал его даже своим дыханием, а из-за долгих лет приема лекарств без них у Артура не было никакого иммунитета. Сам по себе он не умел справляться с феромонами альф или, по крайней мере, он не мог справиться с Мерлином, с тем, кого он хотел даже когда держал себя в руках.

Он нервно сглотнул, облизав губы и слегка повернул голову, точно бы уходя от прикосновений. Ему стоило бы оттолкнуть руку Эмриса, но по какой-то причине Артур был абсолютно уверен, что если коснется его, даже чтобы оттолкнуть, на самом деле не сможет его отпустить.
Он опустил руки, крепко схватившись за подоконник с обоих сторон и постарался хотя бы контролировать свой голос, старался держаться собранно и с вызовом, даже если был уже абсолютно уверен, что проиграет сегодня.

- Неужели ты думаешь, что если бы у меня был омега, я бы испугался тебе сказать? - хмыкнул Артур, стараясь изображать самообладание. - Или что я стал бы унижать себя и свой выбор враньем своей паре? Или ты в самом деле можешь считать, что меня бы пугало чужое мнение, будь я заинтересован в альфах и я не смог бы никого заткнуть? Прекрати унижать меня своими предположениями, Эмрис. - И хотя бы здесь он еще мог звучать уверено.

И, кажется, это было большее, что он мог, потому что в ушах так и стояли слова Мерлина, что он выделяет именно его, заинтересован в нем. Это не должно было волновать Артура, но волновало. Быть может, как омегу. Но скорее даже потому, что Мерлин был во всем, от силы до внешности, от характера до умения держаться, от политики до взглядов на честь настоящим идеалом. Если бы Артур мог позволить себе альфу, он бы желал себе именно такого.
Но он не мог, верно?

- Неужели ты думаешь, что я куплюсь на это? - сделал выпад Артур, скривившись, но на этот раз не смог ничего сделать с тем, какая откровенная горечь проскользнула в его голосе. Он хотел Мерлина, он хотел, чтобы это была правда, он хотел больше не быть одиноким. Он, черт побери, мечтал избавиться от девственности, мечтал узнать, каково это быть с альфой и мечтал бы, чтобы это был Мерлин, но разве он мог? - У всех нас есть секреты, Мерлин. - Неохотно признал он, самую малость отступая, позволяя себе роскошь назвать альфу по имени и словно бы даже одно это имя ласкало его губы. Ну что за глупость? Без таблеток Артур становился омегой в худшем смысле этого слова. А еще он, кажется, передышал запахом Мерлина. - Быть может, сейчас наши кланы не враждуют, но никто из нас не может предугадать, что будет завтра. Никто из нас не может позволить себе такую роскошь и глупость, как доверие и мы оба это понимаем. О каких секретах может идти речь? Как бы я мог доверить тебе секреты, которые могут слишком дорого мне стоить?

В какой момент Артур начал звучать так слабо и жалко? В какой момент он позволил своей тоске проскользнуть в свой голос? Он выдохнул, закрыв глаза, вдохнул полной грудью, стараясь успокоиться и вдруг почти подавился запахом альфы, который... который...
Боже, как Артур хотел, чтобы это был его альфа.

Кажется, его уже била настоящая дрожь, все его тело, все существо тянулось к альфе, словно бы только сейчас вся его омежья природа вступила в полную силу, а он все еще должен был держать ту на коротком поводке.
Артур закусил губу, стараясь сдержать всхлип, вскинул руки, закрывая лицо, чуть склоняясь, пытаясь укрыться от взгляда Мерлина и, кажется, только оказываясь ближе в его пространстве и тихо выдавил:

- Тебе придется меня отпустить, Мерлин. Я не могу. Мне нельзя.

Мерлин не отпустит его, Артур это знал. Понял. А Артур, кажется, упустил свой шанс притвориться, что он не заинтересован в альфе, упустил шанс отказать Мерлину раз и навсегда, упустил шанс выдать его интерес за домогательства, а там и изнасилование. Упустил, кажется, вообще все на свете, проявив абсолютно омежью, жалкую, унизительную слабость и в тот момент, когда Мерлин обнял его, Артур окончательно пропал.
Он чувствовал, что Мерлин коснулся поцелуем его волос, чувствовал его руки на своей спине, чувствовал его теплое, надежное плечо, в которое Артур так и уперся руками, когда альфа прижал его ближе и все это было... это было, точно сон, только Артуру никогда не снились такие хорошие, такие уютные сны. Он никогда не знал такой поддержки, как та, которую оказывал сейчас Мерлин. Он никогда не знал такой заботы. Он даже близости такой никогда не знал, отец всегда был холодным, скупым на прикосновения человека, а мать Арутр не застал. Сейчас, в руках Мерлина, он с настоящим ужасом понял, что его, кажется, никто даже никогда не обнимал. Пусть Арутр сам бежал всех связей, всей близости, все прикосновений, всего, что могло бы пробить брешь в его защите, - и пробило, сразу же, - и выдать его тайну, но тем не менее, кажется, Мерлин был первым человеком, который обнял его, предлагая поддержку и... ласку. Должно быть, ласку, потому что о какой любви они могли говорить, верно? Такие, как они. В таком-то положении. Они даже наедине впервые оказались, Артур всегда избегал Мерлина, это просто не могла быть любовь, похоть или, быть может, еще интерес или азарт победы...
...вот только Артур не чувствовал в Мерлине ни ликования победителя, ни голодное, безразличное желание. Он был внимательным и заботливым, показывал себя со стороны, которую Артур никогда бы не ожидал от Мерлина Эмриса, сильном лидере сильного клана. От Артура, впрочем, наверное тоже не ожидали, что он может быть такой тряпкой, какой был сейчас. Но он замер в руках Мерлина, прижимаясь к нему, жадно ловил его слова, вдыхал его запах и вдруг очень хотел, чтобы все это было больше и серьезнее одной только похоти. Мерлин говорил так, словно у них могло быть что-то большее, что-то долгое и Артур... Артур хотел этого. С Мерлином. Он хотел, чтобы тот был его альфой. Он хотел бы носить его метку, если бы он только мог открыть свой секрет. И он хотел бы, чтобы это была любовь.

- Можно подумать, ты не делаешь то же самое. Я так мечтал пристрелить Ценреда, - все же хмыкнул с глухим смешном Артур ему в плечо, осторожно опуская руки на плечи Мерлина и неуверенно еще, буквально заставляя себя сдаться, сжимая их. Это ласковое "мой хороший" звучало в ушах, омывая таким теплом, что Артуру позорно хотелось подчиниться Мерлину вообще во всем, лишь бы только снова заслужить его похвалу. Он был таким омегой и он уже не собирался даже пытаться это скрывать, это было бесполезно.

И от лекарств точно не осталось уже ничего.

Мерлин просил его не прятаться и хотя бы сегодня, хотя бы сейчас, Артур и впрямь собирался быть послушным омегой. Вздохнув, он крепче сжал руки на плечах Мерлина и выпрямился, заглядывая ему в лицо и не вырваясь из объятий.

- Никто не должен знать, - со вздохом, признавая свое поражение, потребовал Артур. - Не про нас с тобой, если, конечно, это вообще будет больше одного раза, а про меня. Это погубит меня и мой клан, мою репутацию, все, над чем я работал годами, а ты пытаешься мне сказать, что я могу тебе доверять. Это будет единственный раз без моих таблеток, я больше не допущу такой ошибки и ты все равно должен предохраняться, потому что я не уверен, что они гарантируют защиту такого рода. И никаких... - Артур старался говорить собрано, по делу, не позволяя себе запнуться и сорваться, не позволяя себе почувствовать ужас от того, что практически признается перед кем-то впервые, что кто-то кроме Гаюса теперь будет знать его секрет, но на последних словах голос его глупо дрогнул. Дрогнул с той горечью, которую он пытался себе не допустить. Дрогнул тем сожалением, которое он не собирался показывать. Он сорвался, но все равно, собравшись, заставил себя продолжить. - И никаких меток. Никто не должен знать, Эмрис, я серьезно.

И Артур был поражен тем, как больно ему было все это говорить. Как, оказывается, больно было вернуться к прежней жизни, когда ему вдруг показалось, что у него может быть альфа, а сам он может позволить себе то, что не позволял никогда. Поддержку, понимание, доверие, защиту... семью. Что у него мог бы быть альфа, которого он любил бы. Что у него мог бы быть ребенок, которого Артур на самом деле хотел бы. Что у него могла бы быть семья, которой ему всегда так не хватало.
Только ему было нельзя.

Он ничего не мог с собой поделать. Уже - ничего. Мерлин так бережно держал его в своих руках, так крепко обнимал, говорил с таким восхищением и проявлял такую заботу, что Артур чувствовал, как проигрывает, сдается, не в силах удержать все стены, какие выстраивал годами. Ноги уже так очевидно подгибались, мурашки с мелкой дрожью бежали по всему телу, а Артур слушал и слушал то, что ему говорит Мерлин, как дурак, боясь пропустить хоть слова.
С ним впервые говорили так. Впервые кто-то видел его полностью, знал о нем все, был в курсе самого постыдного секрета Артура и при этом проявлял к нему такую заботу, такое внимание, такую поддержку. Об этом и были все это время глупые омежьи истории? Об альфе, который поддержит тебя во всем, который всегда будет на твоей стороне, который будет заботиться, уважать и любить? Артур всю жизнь считал это глупыми сопливыми байками для омег-домохозяек, чтобы им было проще примириться со своей природой. Сам он никогда не позволял себе сомневаться, что такого не бывает на самом деле, а если вдруг уверенность его и давала трещину, он напоминал себе - не для таких, как он. Не в его мире уж точно.

А теперь в его жизнь буквально ворвался Мрелин Эмрис, которого и до этого было слишком много, который и прежде был слишком яркий, который всегда перетягивал на себя все внимание, но теперь перешел все границы. Теперь взял на себя слишком много, а Артур вдруг поймал себя на том, что и рад все это ему отдать. Даже если знал, что не должен себе этого позволять. Даже если мгновение назад еще спорил.

И на самом деле, когда Мерлин так уверенно и властно сжал его подбородок, поднял его голову, коснулся губами его шеи, Артур уже тогда чувствовал, что у него нет больше никаких сил сопротивляться. Он только ближе прижался к Мерлину, обмякая в его руках, издал невнятный звук, не то застонав, не то заскулив под его губами и не в силах справиться с собой, даже понимая, сто делает, самую малость склонил голову в сторону, покорно подставляясь альфе. Словно бы этот альфа в самом деле был его.

А Мерлин точно бы знал, куда бить, знал, что говорить, знал, как камня на камень не оставить от защиты и стен Артура и ему казалось, что с каждым следующим словом тот точно бы запускает пальцы в самую его грудь, пока не обхватил ими обнаженное, такое одинокое сердце Артура. "Никогда не будешь одинок". "Позаботиться о своей омеге". Артур никогда не нуждался в поддержке и заботе, с самого детства, отец никогда не проявлял к нему таких уж теплых чувств и Артуру казалось, что он умеет жить с этим, одинокий, в своих стенах, не нуждаясь во внимании и заботе, но Мерлин словно бы разом разубеждал Артура вообще во всем.

И как же сладко и идеально он пах.

Только когда тот отодвинулся от него Арутр понял, что в самом деле все это время тихо, с придыханием постанывал, пока чувствовал его губы на своей шее даже после того, как запретил ему ставить Метку. Впрочем, этого Мерлин как раз-таки ему не обещал.

Он отодвинулся самую малость, заглядывая Арутру в глаза, так и не выпуская его из рук и Артур, сделав глубокий вдох, попытался собраться. Что, впрочем, было сложно теперь, когда он весь был окружен запахом альфы.
С невероятным трудом Артур заставил себя хоть немного прийти в себя, отпустил плечо Эмриса одной рукой и, потянувшись, накрыл ладонью то место, которое тот только что целовал. То место, где могла бы быть метка.

- Ты разогнался, Эмрис, - хрипло, с трудом выдохнул Артур, не отпуская его взгляда, не убирая руки от шее, но даже не пытаясь от него отстраниться, отлепиться от его тела и даже наоборот, крепче сжав руку на его плече, не отпуская, если тот вздумает уходить прямо сейчас. - Ты не можешь так легко говорить про метку или про мое одиночество, словно это ничего не значит. Это значит и ты не можешь ни говорить, ни делать это, считая, что не будет никаких последствий. Ты должен понимать... знать... Я скрывал это всю жизнь, я всю жизнь был на таблетках, я не знаю, навредили они чему-то или нет. Я никогда не занимался ни с кем сексом, Эмрис, никак, вообще и если ты ждешь каких-то чудес в постели, то их не будет. Я не знаю, могу я иметь детей или нет, я никогда не планировал, не важно хотел или нет и я сильно сомневаюсь, что из меня вышел бы хороший отец. И я никогда, Эмрис, слышишь? Никогда не буду хорошей, покорной маленькой омегой, которая во всем безропотно слушается своего альфу, никогда с ним не спорит и за которым оставляет решающее мнение. У меня есть свое и тебе нужно будет убедить меня, если ты захочешь, чтобы я послушался твоего. И я все это говорю, Эмрис, - с нажимом подчеркнул Артур, вопреки всему своему решительному тону звуча хрипло, все еще обмякший в руках Мерлина, крепко цепляясь за него и не отпуская взгляда. Даже больше, убрав руку от собственной шеи он потянулся, ухватив Мерлина за ворот рубашки, притягивая ближе, решительно глядя в глаза и выдыхая в самые его губы: - Я это говорю, чтобы ты не думал, что можешь заваливать меня какими-то обещаниями или ставить мне метку просто ради того, чтобы потрахаться и самоутвердится и это не будет иметь никаких последствий. Если ты вдруг вздумаешь оставить на мне метку, то это будет всерьез, с объединением кланов, территорией, связью, возможно браком, я не знаю. Но это будет всерьез, Эмрис или я приложу все силы, чтобы ты страшно пожалел о своем поступке. Так что прежде, чем ты позволишь себе из-за моей природы забыть, кто я такой, взвесь все "за" и "против", которые ты теперь знаешь и подумай дважды. Хорошенько подумай, Мерлин, - хрипло прошептал Артур, на мгновение скользнув взглядом к его губам и снова, с усилием заставив себя, взглянул ему в глаза. - Мы уже оказались в этой ситуации и хорошо, ладно, я согласен заняться с тобой сексом, согласен, чтобы ты был моим первым, тебе не нужно для этого ничего мне обещать, я не сломаюсь от этого. Но если ты продолжишь все это говорить, если продолжишь обещать, если продолжишь называть меня так, если оставишь на мне метку, я заставлю тебя либо взять ответственность, либо пожалеть. Ты меня понял?

Артур чувствовал себя сопливым и конченным идиотом больше, чем когда-либо в своей жизни, когда первое и быстрое согласие Мерлина отозвалось острым разочарованием. Что он там уже успел, оказывается, себе навоображать? Жизнь, в которой ты можешь быть тем, кто ты есть и получить поддержку? Жизнь, где слабость не убьет тебя сразу и будет кто-то, кто тебя поддержит? Сопливая жизнь с мужем и детьми о которой они всегда запрещал себе думать, но начинал мечтать, стоило дать слабину? Ну не идиот ли?
Все, на что он теперь мог рассчитывать, так это на то, что Эмрис, как и обещал, в самом деле сохранит его секрет. Верить ему - единственное, что теперь оставалось Артуру, потому что он сильно сомневался, что сможет его убить и речь шла даже не о ресурсах Клана.
Как оказалось, один раз позволить себе слабину стало настолько губительно, что сразу вскрыло слишком много того, что прежде Артур с успехом игнорировал. Такое, например, как вело его от Эмриса, как легко он мог захватить его мысли и чувства и что на самом деле Артур сделал бы в его отношению одну из самых ужасных ошибок - доверился бы, оставив себя зависимым и уязвимым вместо того, чтобы устранить.
Артур, Все-таки, всегда был прав, когда старался держаться на расстоянии от Эмриса. Вот только в этот раз Эмрис решить все за него.

Артур еще настраивался, чтобы гнать от себя подальше разочарование, чтобы выбросил из головы все глупые и неуместные мысли и взять себя в руки. Еще пытался гнать от себя всю омежью слабость которой было сейчас слишком много, как и острый и соблазнительный запах Эмриса, как тот вдруг продолжил и у Артура почву вы дело из-под ног. То есть, все это время Эмрис соглашался? Он имел в виду...

Артур не успел толком ни удивиться, ни переспросить, как тот вдруг впился в его губы, подхватывая его на руки и хотя альфа стоило поставить на место, у Артура не было на это сейчас никаких сил. Он был сейчас жалким, ничтожным идиотом, которого уничтожили бы при первом же удобном случае, но здесь не было никого, кроме Мерлина, а в Мерлина Артур сейчас не мог сомневаться. И абсолютно не хотел.

Плевать, пусть, они потом разберутся что с этим делать и как это работает. А сейчас Артур крепко обнял его одной рукой, второй зарылся в волосы протягивая ближе к себе и вместо всяких слов впился в губы глубоким и жадным поцелуем, страстным и нетерпеливым, не скрывающий ни его желание, ни готовность принять все, что Эмрис собирается сейчас ему дать и с ним сделать. Куда бы этот идиот не нес его на руках, лишь бы не уронил.

Как Артур оказался на спине он почти не заметил и уж точно не заметил, как оказался без одежды. Все это не имело никакого значения, не имело никакого толка, на все было наплевать и мир его, целиком и полностью, сосредоточился сейчас на Мерлине. Его дурацкое имя звучало набатом в ушах - Мерлин, Мерлин, Мерлин, - Артур цеплялся за него, чувствовал его тело под пальцами, вдыхал его запах, ощущал его вкус и совершенно терял от него голову.
Наверное, Артур был прав, когда избегал этого всю свою жизнь. Наверное, он был мудрее, чем только мог себе представить, избегая этой слабости. Потому что правда была в том, что сейчас, оказавшись под Мерлином, чувствуя запах альфы, оказавшись в его руках, Артур не представлял, как бы он справлялся дальше без этого. Потому что как бы все ни было, сколько бы Артур не скрывал правду о себе, какой бы твердой рукой не управлял Кланом, здесь и сейчас, рядом с Мерином, под Мерлином он чувствовал себя естественно и правильно. Если бы Артур мог лучше сейчас анализировать и соображать, он мог бы утешиться мыслью, что все в запахе Мерлина говорило, что это "правильно" только с ним, но сейчас Артур не вдавался в детали. Здесь и сейчас, под Мерлином, в его руках, было правильно.

И когда он избавил Артура хотя бы от части одежды, когда принялся гладить его тело, когда принялся покрывать поцелуями шею и грудь, трогать еще достаточно невинно и в то же время так, как никто и никогда не трогал Артура, он, как мальчишка, абсолютно потерялся в этом. Все было ново, чувственно, ярко и великолепно и у Артура не было не только никакого опыта, но и никакой защиты от того, как интенсивно он будет все это ощущать. И сколько бы он не контролировал все прочие сферы своей жизни и жизни своего клана, справляться с этими чувствами он абсолютно не умел.

- Мерлин, Мерлин, Мерлин, - не сдерживая и не замечая собственных стонов сбиваясь на скулящие нотки звал он, выгибаясь под альфой, прижимаясь ближе к нему, подставляясь под губы и толкаясь бедрами, - Черт тебя подери, как хорошо. Как с тобой хорошо. - Простонал он, зарываясь пальцами в лохматые волосы Эмриса, прижимая его ближе к себе, пока выгибался под его губами, беспорядочно шаря второй рукой по его шее и плечам, то и дело неловко, бестолково и раздраженно дергая за ворот мешающейся рубашки, когда не мог коснуться голой кожи альфы.